Третий год мы с Хабаровым были настоящими летчиками.
Наша эскадрилья базировалась на аэродроме «Котлы» и при взлете практически сразу возникало Цимлянское водохранилище, которое казалось морем, пока не наберешь высоту. Природа вокруг была желтая, особенно летом. Пологие холмы и много жухлой травы...
Летали мы регулярно, не менее одного раза в неделю, и, дабы целкость не утратить, стреляли: из фотопулемета и настоящими. Когда забираешься в кабину МИГа перед взлетом, кажется, что лезешь в тесную душную печку — но это пока не взлетишь. А там, в небе, свежо, и хочется петь и кувыркаться, как жаворонок.
Дело было так. Регулярно по расписанию, по количеству налетанных часов, машины наши отправлялись на ремонт в Одессу. Соблюдался этот график не всегда пунктуально, но у любого самолета приходило время. Чтобы не гнать одну машину, обычно подгадывали, чтобы одновременно летели два-три летчика. Безопаснее... и летчикам веселее.
И выпало нам с Хабаровым лететь вместе в этот легендарный город. Оформили все документы и полетели. Пошалили немного в воздухе, но не сильно, потому как за нами следили наземные службы контроля и сопровождения.
Приземлились в Одессе, сдали наши машинки. Заночевали на базе и на другой день собрались домой. А когда самолеты сдавали, свои парашюты пришлось забрать, иначе их потом не найдешь. Правило такое. С самолета трудно что-то снять просто так, но парашют прибарахлить можно.
Приехали мы в аэропорт, предъявили ВПД (воинские перевозочные документы), получили свои билеты и встали в очередь на регистрацию, чтобы полететь, как простые пассажиры.
Стоим, двигаемся потихоньку к стойке и вдруг Хабаров говорит достаточно громко:
— Слушай, Сань, а что, парашюты не всем выдают?
Я в первую секунду не понял и смотрю на Хабарова вопросительно. И тут мужичок, медленно двигающийся перед нами оборачивается и спрашивает:
— Простите, а что значит: парашюты не всем выдают?
А Хабаров, не моргнув глазом, отвечает:
— Не знаю, нам вот выдали в кассе по парашюту, — и показывает мужичку настоящий парашют.
Тут уже и другие люди в очереди на нас пялиться начали, глаза удивленные делают. И девушка одна, с прической «хвостиком», говорит:
— Это настоящий парашют, точно. Я в парашютную секцию хожу и знаю, как он выглядит...
Через пять секунд очередь заволновалась, как пчелиный рой, загудела. Девушка на регистрационной стойке подскочила, ничего не понимает. А самые настырные ей уже кричат: что это, мол, за бардак? Одним, так сказать, выдают парашюты, а другим нет? В других очередях тоже шум и гам начался, кто-то в кассу помчался…
И чувствую я, что Хабаров не к добру пошутил. Но кашу мы уже заварили и исправить не можем. Через некоторое непродолжительное время видим, что к нам направляются трое в милицейской форме. Подошли, старший, козырнув, представился и предложил проследовать с ними. Мы были военные и сразу подчинились, потому как понимали, что с нами не шутят.
Привели нас в отделение милиции при аэропорте и начали всерьез обстругивать. Мол, это преступление, сорваны сроки отправки рейсов и т.д. и т.п...
— Вы что, под трибунал захотели?! — кричал старший.
По громкой связи объявили, что произошло неумышленное недоразумение. Что всё в порядке и никаких поводов для опасений нет. В общем, кое-как народ успокоился и продолжил регистрацию.
Хабаров, используя всё свое обаяние и красноречие, извинительным тоном, слегка привирая, объяснял, что получилось все это нечаянно. Что, мол, один из пассажиров увидел у него парашют и подумал... В общем все в таком духе.
Я старался не встревать, чтобы не запутать ситуацию, и лишь коротко отвечал на вопросы дежурного милиционера.
Арестовать офицера нельзя. Можно передать в военную комендатуру. Но всё это не просто, мы, к тому же, при оружии…
В общем, пропесочили нас и отправили следующим рейсом в Волгоград. А байка эта до сих пор в авиации бродит, обрастая все новыми подробностями.